В интервью БНК заместитель председателя правительства Коми Ирина Бахтина рассказала о том, что ее мотивирует, для чего учит коми язык, об инвесторах для Воркуты, «варягах» и хейтерах, что именно является источником тяжёлого запаха на свалках и как с этим быть.
— Ирина Сергеевна, как вам далось решение уйти из бизнеса в госслужбу? Как ваш опыт работы пиар-технологом и вице-президентом по устойчивому развитию бизнеса и корпоративным отношениям пригодится на новой должности? Что общего?
— На госслужбу я пришла (на самом деле, вернулась – после 24-летней паузы) с позиции управленца и члена совета директоров нескольких операционных компаний. Управленческие функции в бизнесе и в органах государственной власти роднит стратегический менеджмент – выбор стратегии развития, распределение необходимых для её достижения задач и ресурсов, проектное управление.
Я и пиар никогда не рассматривала как прикладную, сервисную функцию – всегда последовательно продвигала среди лидеров российского и международного бизнеса её понимание и признание как стратегической. Когда Unilever в 2010 году одним из первых на мировом рынке принял долгосрочную концепцию устойчивого развития бизнеса – бизнеса, приносящего прибыль и при этом отвечающего ожиданиям общества в части экологичности, социальной ориентированности и управленческой честности, встал вопрос, кому этим заниматься. Я с удовольствием взялась за внедрение этого подхода. Начала продвигать концепцию внутри бизнеса и на разных площадках вовне, создавая отраслевые, межведомственные рабочие группы, экспертную группу в нашем консультативном совете по иностранным инвестициям. Знаете, когда мы 8-10 лет тому назад поднимали такие темы, как ноль отходов на захоронение, 100% переработанное вторсырье, экономика замкнутого цикла, инклюзивный капитализм, климатическая или низкоуглеродная экономика, — многие крутили пальцем у виска. Полагали, быть может, что это скорее «фишки» пиарщиков, не очень понимая, зачем это нужно сейчас, когда еще столько лет можно выезжать на статус-кво и ничего не менять.
Идеология «шорттермизма», ориентации на краткосрочные (главным образом, ежеквартальные) результаты в бизнесе — и международном, и российском – и тогда, и сейчас во многом преобладает. Мы с вами это видим ежедневно. А наша задача – его вытащить из этой парадигмы, показать ему, что происходит вокруг, и ретранслировать, усилить так называемые «ранние» сигналы, обратить внимание на остро стоящие проблемы. Сказать: «Уважаемое правление, уважаемый совет директоров, вы ушли немножко не в ту сторону. Если не предпринять кардинальных решений сейчас, завтра может быть поздно». Помните, пару лет тому назад эксперты из университета Singularity (США) предсказали, что к 2028 году две трети компаний из знаменитой тысячи Forbes исчезнут или вынуждены будут полностью изменить свой вид деятельности. И это было сказано ещё до пандемии! Что тогда говорить о тех, кто не может похвастать таким уровнем капитализации и управленческого ресурса? Очень важно, чтобы руководители предприятий, работающих на территории Коми, искали возможности для устойчивого развития бизнеса, и устойчивость здесь – отнюдь не про самоуспокоение, а про постоянную трансформацию.
Что меня мотивирует? Влияние, возможность оказывать влияние и помогать менять ситуацию к лучшему. Понять основу своей мотивации мне помогли лет 15 тому назад, когда я проходила первый assessment-центр (центр оценки компетенций) – один из самых первых в Москве. Тогда для меня это стало настоящим открытием. Я даже не подозревала, насколько это может быть для меня важным в профессиональном плане. Но это действительно то, чем я занималась все эти годы, особенно в последние пять лет, когда была возможность реально менять очень большой и неповоротливый бизнес с огромным количеством по-своему гениальных людей. Много умных людей, все думают по-своему, по-разному, и у каждого своё мнение – чем не республика Коми? Правда, похоже звучит?
— Похоже звучит «устойчивое развитие Арктики» и это уже международная история. Вы писали на своей странице в Instagram, что появилась первая частная ИТ-компания, которая планирует вложить 922 млн рублей в последующие три года в строительство собственных центров обработки данных (ЦОД) в северных широтах. Это о том, что низкие температуры и низкие цены на электроэнергию дают не менее 40% экономии при размещении ЦОДов в Арктике. Речь шла о Карелии. А можем ли мы рассчитывать на подключение к этой программе? В интервью БНК глава Коми Владимир Уйба как раз говорил об этом в контексте «оживления» Воркуты и Инты – идеальных для строительства подобных ЦОДов.
— Это одна из первых тем, которую я услышала от команды нового Минцифры Коми. Мы прекрасно понимаем, что у Российской Федерации есть стратегические интересы в Арктике. Они четко обозначены в стратегии до 2035 года, которая сейчас является моим настольным документом. Меня вдохновляет идея очень умного, высокотехнологичного и климатически выверенного подхода распределения центров хранения и обработки данных (ЦОДов и гипер-ЦОДов) на северных широтах.
Карелы это сделали, а что нам мешает? У меня ответ только один: мы должны сделать все для того, чтобы обеспечить участие в программе. Пока, к сожалению, мы ничего особенно выдающегося не сделали. Да, у нас есть четыре муниципальных образования, которые оформлены как Арктическая зона (Воркута, Инта, Усинск, Усть-Цилемский район – БНК). Там пока нет ни одного резидента. Порядка 10 потенциально заинтересованных в статусе резидента Арктической зоны со стороны республики Коми уже объявились на инвестиционном портале https://arctic-russia.ru/ («Арктика в один клик»). Как только республика подпишет соглашение с Минвостокразвития и получит соответствующие полномочия, сможет резидентов наделить статусом.
— Просчитывается ли что-то конкретное под Воркуту и Инту?
— Конечно, просчитывается. Министр экономического развития и промышленности Коми Эльмира Ахтямовна Ахмеева по итогам нашей поездки с главой республики в Воркуту подготовила свои предложения по стратегическим направлениям экономического оздоровления этого моногорода, есть планы и по Инте. Большие надежды возлагаем на яркий перспективный проект создания под Воркутой Арктического медицинского кластера для обслуживания нужд Северного морского пути, своего рода платформы для фундаментальных научных исследований в сфере медицины в условиях Арктики.
Я уже встречалась с компаниями IT-сектора, потенциальными генераторами так называемого «интеллектуального» ВРП. Мы прекрасно понимаем, что если речь идет о балансировке экономического развития, то нам нужны, в первую очередь, игроки из таких – высокотехнологичных, наукоёмких секторов. Со своей стороны, республика предлагает арктическим резидентам снижение ставки по налогу на прибыль (5% в первые 5 лет деятельности, 10% в последующие 5 лет), обнуление ставки по налогам на землю и на имущество и снижение ставки страховых взносов (7,5%, для малого и среднего бизнеса – 3,75%) на весь срок действия соглашения об инвестиционной деятельности, субсидирование процентной ставки по кредитам в размере полутора ключевых ставок Центрального банка России. При полной стоимости инвестпроекта 300 млн рублей до 20% капитальных вложений в создание объектов инфраструктуры может быть просубсидировано из средств федерального бюджета.
Во время поездки главы Коми в Воркуту 10-11 декабря нам с Эльмирой Ахтямовной (Ахмеевой, министром экономического развития и промышленности Коми – БНК) удалось посмотреть площадки, предлагаемые муниципалитетом под размещение Арктического медицинского кластера (35 га) и потенциального технопарка (в том числе IT-парка площадью 212 га) в районе посёлка Северный и в непосредственной близости от сетей Воркутинской ТЭЦ-2.
— Вы уже заявляли, что возьмете под контроль сферу обращения с твердыми бытовыми отходами.
— Когда речь зашла о распределении полномочий, я сама попросила главу республики поручить мне «перезагрузку» сектора обращения с ТБО. Мне эта сфера безумно интересна, я этим занималась последние пять лет в большом международном бизнесе, то есть по ту сторону баррикад. Наверное, и в этом смысле я в большом бизнесе была «белой вороной». Большинство коллег из сектора товаров повседневного спроса занимали очень осторожную консервативную позицию – сохранение статус-кво, минимальные очень аккуратные шажочки, никаких резких движений. А мы предлагали кардинальный пересмотр концепции так называемой «расширенной ответственности производителя» (РОП) – ответственность за 100 процентов выпущенной в оборот упаковки с вовлечением в РОП самих производителей упаковки – тех, кто сегодня, независимо от того, собрали мы с вами раздельно или не собрали вторичные материальные ресурсы, принимает окончательное решение – принимать их в своё производство или нет. Сегодня производители упаковки в этих решениях совершенно свободны, отсюда и проблемы со сбытом вторсырья в ряде секторов – например, в той же стекольной отрасли.
В октябре этого года вышла наша статья в журнале «Твердые бытовые отходы», где мы с коллегами предложили свой научно подкрепленный подход к дифференциации ставок экологического сбора для разных видов полимеров, пригодных и не пригодных к переработке. ПЭТ – это самая востребованная на сегодня тара. Это упаковка, которая может спокойно перерабатываться до семи циклов, дальше утилизироваться в тротуарную плитку, идти в подмес для нового вторсырья и так далее. Она пригодна и востребована на рынке, из нее можно делать синтетические полиэфирные волокна (апциклинг, как на нашем «Комитексе»), гранулы для дальнейшего выдувания новых пластиковых бутылок и банок (рециклинг, как на подмосковном «Пларусе»). В своё время Unilever показал всей индустрии, что это возможно: за девять месяцев запустил в России при полном отсутствии всеобъемлющей инфраструктуры раздельного сбора самый большой на тот момент портфель косметической продукции в бутылке, флаконе, банке на 100% из локально собранного и локально переработанного ПЭТа. За вторичной ПЭТ-гранулой сегодня очередь стоит из крупных международных и российских производителей.
Но этого не скажешь о других видах полимерной и иной упаковки, коих сегодня – не один десяток. Многие переработке и захоронению не подлежат, так как содержат хлор. Начинать необходимо с ограничения их ввода в коммерческий оборот. Ряд стран мира пошли по такому пути – ограничить ввоз и выпуск на своей территории тех видов упаковочных материалов, технологии для безопасной утилизации которых (вполне возможно, во всём мире, не только в этой стране) отсутствуют.
— На недавнем круглом столе в Общественной палате Коми с вашим участием обсуждали предложение о размещении в труднодоступных населенных пунктах республики четырех установок термодеструкции для решения проблемы с отходами. Сейчас в сети активно дискутируют, насколько технология безопасна для окружающей среды и экономически выгодна бюджету республики. Читателей БНК интересует еще и вопрос о том, как это скажется на тарифе для населения?
— По тарифу для населения скажу следующее: перед нами стоит задача заложить в террсхему все основания для Комитета Республики Коми по тарифам, чтобы его коллегиальный орган – правление – мог принять взвешенное решение о снижении. Здесь важны и транспортно-логистические условия для операторов по обращению с отходами, и те инвестиции, которые мы все хотим, чтобы регоператор наконец вложил в развитие системы раздельного сбора и накопления отходов, в строительство мусоросортировочных комплексов и обновление полигонов. Но задача по снижению тарифа абсолютно очевидна, и последние четыре недели вся работа над пересмотром террсхемы велась исходя из неё. Тариф на 2021 год будет установлен правлением республиканского комитета по тарифам не позднее 20 декабря. Эта работа ведется прямо сейчас.
Что касается «вреда». У меня свекор со свекровью проживают в Александровском районе Владимирской области. Все, что нельзя утилизировать в компост, сжигают в чёрной металлической бочке у себя же на огороде. В первую очередь так «утилизируют» пластик. Туда же подкидывают ветошь, бумагу, картон, чтобы лучше горело. Когда я это увидела в первый раз, чуть в обморок не упала. «Вы понимаете, говорю, что после сжигания останется в земле, на которой вы выращиваете овощи и ягоды?». Такие бочки стоят не только у них. Они стоят повсеместно, но почему-то всем кажется, что черный дым, который из них идет, и то, что остается от подобного метода, это нормально. При этом, когда мы говорим о термодеструкции (по сути — обеззараживании) отходов при супервысоких температурах в полностью замкнутом и защищенном фильтрами контуре, я вижу в телеграмм-каналах в качестве иллюстрации процесса фотографии подобных железных бочек.
И это досадная манипуляция. Как раз на круглом столе в Общественной палате мы просили рассказать о технологии термической деструкции практиков, которые пользуются такой установкой на полигоне в Орле. Результаты испытаний и замеры выбросов на границе санитарной зоны в Орле (от 4 до 100 тысяч раз ниже предельно допустимых концентраций) показывают, что технологии давно ушли вперед. Ни о каком классическом пиролизе речи не идет. Термическая деструкция — это решение, над которым работает Инжиниринговый центр Московского физико-технического института (МФТИ). Они сегодня готовы нам поставить собственную установку и сопровождать своими силами пилотный проект с тем, чтобы изучать работу установки на практике и иметь возможность в дальнейшем её тиражировать. При этом все понимают, что ПЭТ, бумага, стекло, алюминий – тот ресурс, за который рынок готов предлагать неплохие деньги, который дальше может и должен возвращаться в экономический цикл и создавать новую добавленную стоимость. Деструкция необходима для удаления «хвостов» – большого объема (не менее 40-60%, по разным оценкам) сильно загрязненных и не подлежащих переработке отходов. Такие фракции экономически нецелесообразно изымать, но и для захоронения они – подарок сомнительный.
— Вы уже видели полигон в Сыктывкаре?
— Да, я недавно ездила на сыктывкарский полигон и залезла на высоту в 25 метров на тот участок, который открыт для работы, чтобы посмотреть, что там происходит. Ребята, эту свалку сделали мы с вами. Моих там – три смешанных пакетика за четыре недели, потому что я все сортирую и продолжаю упорно это делать. Но полигон сегодня даже не снабжен возможностью эти пакеты вскрывать на предсортировке. На нормальной сортировке работник вскрывает специальным резаком пакет и на глаз определяет: это «месиво» («борщ») или там есть сухие и чистые фракции, которые имеют ценность как вторичный ресурс. Дальше идут два потока – месиво на захоронение и 18-25 рукавов для соответствующих фракций. По такой технологии работают мусоросортировки на большинстве полигонов захоронения в Московской области, в Нижнем Новгороде. При нормальной дополнительной сортировке до 60% отходов из пакетов можно изымать и отправлять на переработку. Наша задача – у себя дома, на кухне не смешивать ценные вторичные материалы с тем, что действительно восстановлению не подлежит.
Главная проблема в том, что сыктывкарский полигон, как и любой другой из девяти действующих в республике полигонов, не оборудован требующейся для этого сортировкой. Проектная документация на два мусоросортировочных комплекса в Сыктывкаре и Ухте должна быть подготовлена в 2021 году, на полигоне в Дырносе по плану сортировка должна начать работать в будущем году.
— Где найти желающих работать сортировщиками? Это же нечеловеческие условия, наверное.
— Современные сортировочные комплексы всё чаще оснащаются роботами, которые точно лучше переносят условия, неприемлемые для людей. Чтобы операторы линий на мусоросортировке трудились в нормальных условиях, мы с вами должны отделять пищевые отходы от непищевых как можно раньше. Не думали об этом?
А вы знаете, откуда берутся тяжёлые, удушающие запахи на полигонах? В первую очередь, от пищевых отходов животного происхождения, от молока и кисломолочных продуктов. Это мне сказал г-н Эдвард Косиор, представитель британской компании Nextek, которая в июне прошлого года аудировала процессы сортировки и переработки на площадках в Подмосковье, Нижнем Новгороде, Твери. По его словам, не удаленные остатки пищевой продукции внутри пластиковой и картонной упаковки – это рассадник бактерий, мух, причина неприятного запаха. Если вы сортируете мусор дома, то знаете, что рассортированные пищевые отходы не пахнут. Покрываются плесенью, ферментируются, даже выделяют тепло – да. А вот пластик, чтобы не было запахов, нужно максимально быстро ополаскивать, сушить и тогда его можно хранить очень долго. Можно накопить достаточный объем и сдать на переработку.
Адресную книгу действующих в республике пунктов приема вторсырья и контактов переработчиков мы уже начали собирать, опубликуем для каждого муниципального образования.
— ЦОДы и ТБО – это два больших направления. Какие еще сферы вы для себя выбрали?
— Я назначена ответственной за цифровую трансформацию органов исполнительной власти. Зампредом правительства России Дмитрием Чернышенко, который курирует это направление на федеральном уровне, задачи перед регионами поставлены огромные. На хорошем счету те субъекты федерации, где цифровизация облегчила жизнь гражданам и повысила качество оказываемых госуслуг. Те из нас, кто застал советский период в совершеннолетнем возрасте, помнят, с каким ужасом и отчаянием мы записывались в очереди, чтобы получить какую-то справку или паспорт. В режиме «живой» очереди приходилось записываться на прием в 5-6 утра, номер в очереди ставили на ладошку, целый день проводили в одуряющем ожидании, отвоевывая с теми, кто пытался пробиться без записи, своё право попасть в кабинет. В этой битве за документы несчастные были с обеих сторон, потому что человека в кабинете заведомо ненавидели все, кто мучился в столпотворении в коридоре.
Сейчас же весь ручной и ненужный труд оцифрован, получение любой услуги через портал Госуслуг или в комбинации с посещением МФЦ в Москве или Подмосковье занимает не более получаса. Мы должны добиться того же в республике, чтобы максимальное количество государственных и муниципальных услуг люди могли удобно получать в цифровом виде, а обращение за документом в МФЦ не занимало много времени.
Любая цифровая трансформация необходима, чтобы максимально автоматизировать утомительные рутинные операции, разгрузить от них человека, высвободить его ресурс на то, с чем пока искусственный интеллект не справляется, — умение находить и принимать решения в сложных, нестандартных ситуациях. Цифровизация делается для того, чтобы исключить «человеческий фактор» (ошибки при оформлении, коррупционные факторы из разряда «в порядке исключения», ненужные эмоции) и далее задействовать алгоритмы на прогнозирование и обработку следующих запросов. Многим это не нравится — нет возможности лично ускорить процесс или обойти какие-то барьеры. С «роботами» — информационными системами — сложно договариваться. Это во многом отрезвляет и успокаивает. Но основная задача, которая за этим стоит, — это повышение качества государственного управления, которое в большей степени должно строиться на основе данных. С Минцифры республики мы сейчас экспериментируем с объемами данных по отраслям промышленности и социально-экономическим факторам муниципальных образований, которыми располагаем, чтобы сформировать некую цифровую платформу для стратегического управления регионом на основе цифровых данных.
— Ваш недавний пост в Instagram про энтузиазм, о том, что каждый второй встреченный вами в Коми с сомнением воспринимает новые идеи. Как планируете заряжать энтузиазмом тех, от кого зависит принятие решений и развитие республики?
— Не стоит думать, что скептицизм – какое-то уникальное явление, характерное исключительно для Коми или для России. Скепсиса сегодня хватает в любом уголке планеты – и в Алжире, и в Шанхае, и в Мумбаи. Я, например, помню абсолютно апатичные, незаинтересованные лица коллег в Саудовской Аравии, когда впервые вела там семинар по стратегии устойчивого развития. Они в эту стратегию, мягко говоря, совсем не верили. Речь шла о перспективе 20, 30, 50 лет, о том, что наш бизнес сможет дать (или не дать) будущим поколениям. А каких-нибудь пару лет спустя наше предприятие первым в этой стране приняло на работу в производственный цех женщин, выпустило специальный ассортимент косметической продукции и бытовой химии, сберегающих при использовании воду, организовало совместно с дистрибьютором и торговыми сетями программу по раздельному сбору полимерных отходов и полностью перевело свои фабрики на энергию из возобновляемых источников. Не знаю, прибавилось ли после этого энтузиазма у коллег, но то, что он есть у всех, кто соприкасается с этим бизнесом, — совершенно точно.
Знаете, лет 15 тому назад одна из тех, кого я считаю своими главными наставниками в бизнес-лидерстве, предостерегла меня: «Все, что с тобой происходит сейчас, — результат твоей собственной реакции на обстоятельства, результат тех решений, которые ты сама приняла в этих обстоятельствах». Я это запомнила. Действительно, когда задаешь человеку, который жалуется на происходящее, вопрос «А что в этой ситуации сделали Вы?», ответ говорит о многом.
— Не секрет, что жители Коми негативно, а иногда даже агрессивно настроены к варягам, им достается в комментариях, которые появляются не только в социальных сетях, но и на множестве других платформ. Как вы реагируете на это? Есть иммунитет?
— Я была варягом и продолжаю им быть для большей части мира. Из села Малиново Дальнереченского района Приморского края, где я родилась, отец с матерью меня увезли, когда мне было всего полтора года. Пока отец «ходил в моря», мы с мамой проехали всё Приморье. За первые 15 лет жизни у нас с сестрой сменилось шесть служебных адресов, два детских сада, четыре школы. И это при том, что я не из семьи военных, как многие думали. Мама работала в ОАО «Фармация», ремонтировала и открывала новые аптеки.
В 2002 году я по работе уехала из Владивостока в Новосибирск, в 2004-м – перевелась с повышением в Питер, в 2005-м в Москву. Начиная с 2011 года работала в управленческой роли с коллективами 35 стран в Северной Африке, на Ближнем Востоке, в Средней и Центральной Азии, была наставником для коллег в Юго-Восточной Азии и Восточной Европе. И никогда не слышала эпитета «варяг» в свой адрес.
Общение с новыми людьми – людьми с разными точками зрения, опытом и мировоззрением даёт свежий взгляд на какие-то главные темы, даёт понимание тех вещей, о которых я даже представления не имела. Это потрясающе.
— С хейтерами сталкивались?
— Здесь нет. Как только у меня находится возможность с коллегами, представляющими местную интеллектуальную элиту или бизнес-сообщество, пообщаться, все вопросы снимаются. Ключ к хорошим отношениям – это время, потраченное на общение. Мне приятно, что первый вопрос от представителей коми народа на встречах с ними – не вопрос, а просьба рассказать о себе. Импонирует то, что людям интересно, кто я и откуда. А мне всегда интересно, с кем я общаюсь, как они пришли к тому или иному образу мышления.
Жаль, что я пока не могу сделать это на языке коми, хотя у меня два самоучителя, я уже считаю до десяти, умею поздороваться, попрощаться, выразить благодарность, понимаю принципы словообразования, понимаю, что коми язык – агглютинативный.
— Для чего вы учите коми язык?
— Я хочу его понимать. Всё-таки изначально я лингвист, а это огромный плюс в вербальных коммуникациях. Когда в университете учила китайский, гораздо лучше начала понимать английский. Это классно, оба языка подтягивались одновременно. Когда начала читать самоучитель по коми, начала по-новому смотреть на русские слова, видеть новые смыслы.
— Вы писали, что третий четверг месяца определили днём личного приёма граждан, но на первый прием никто не пришел. Давайте расскажем, как к вам записаться?
— По правилам, этим занимается управление по обращениям граждан в администрации главы Коми, записаться на прием можно на сайте rkomi.ru. Есть общероссийский день личного приема граждан один раз в году – 14 декабря — когда мы все, начиная с главы республики, принимаем обратившихся за помощью в решении тех или иных вопросов. Я планировала принимать эстафету с 19 до 20 часов в этот день, но, насколько я понимаю, в связи с пандемией, очный приём был отменён. Поэтому, чтобы записаться на встречу в третий четверг месяца (ближайшая дата – 17 декабря), можно написать мне в директ в Instagram – я перешлю контакт в управление по обращениям граждан и организуем встречу. Лучше всего приходить не просто с накопившимися проблемами, а с идеями, как их можно решить – с этим можно дальше работать.
ИА «БНК»
Фото Виктора Бобыря